Никакая нация не может достичь процветания, пока она не осознает, что пахать поле — такое же достойное занятие, как и писать поэму.
Букер Вашингтон
(американский политик и писатель)
О чем думает охваченный наукой человек, когда слышит слово «уран»? Химик видит в нем радиоактивный химический элемент с атомным номером 92 и атомной массой 238,0289.
Астроном увидит (как в прямом, так и в переносном смысле) – планету солнечной системы, расположенную в 2871 млн. км от Солнца, имеющую 27 больших и малых спутников и целую систему колец.
А историк расскажет вам о боге неба – Уране, герое греческой мифологии, супруге богини Геи, отце титанов — сторуких великанов и высоких гор.
Но если задать этот вопрос об уране рядовому обывателю, то все сразу без исключения скажут: «А, знаю. Это же урановые рудники, на которых приговоренные к смертной казни заключенные добывали уран для нашей страны».
А потом еще добавят: «Говорят, через месяц работы на руднике они умирали страшной и мучительной смертью…»
И несмотря на то, что пока Усть-Янский район лишь на полпути к тому, чтобы получить статус «атомный», тем не менее, атомщиков в нашем районе достаточно, чтобы праздник «День работника атомной промышленности», который отмечается 28 сентября, отмечать в полную силу.
В прошлые годы атомщиков – тех, кто так или иначе были связаны с атомной отраслью, у нас в поселке проживало больше. Это те люди, которые строили Чернобыльскую атомную станцию. Это ликвидаторы — те, кто восстанавливал ее после известной аварии 1986 года. Но есть и те, которые реально участвовали в добыче урана для нашей страны, работая, пусть и не на тех самых урановых рудниках, но вплотную к ним – этих людей также можно причислить к атомщикам. И несмотря на то, что со времен завершения их работы прошло много лет, память об этих годах они продолжают бережно хранить.
Во времена Советского союза в нашей стране даже слово «уран» запрещалось употреблять в разговорах. А все предприятия по добыче этого металла были абсолютно «засекреченными» и «закрытыми» и именовались «почтовыми ящиками», и как следствие — обрастали самыми невероятными легендами.
Но работали на таких предприятиях самые обычные люди, и не пообщаться с такими людьми, да еще в преддверии «Дня атомщика», было бы непростительной ошибкой. Пообщаться, хотя бы для того, чтобы развенчать некоторые мифы об урановых рудниках.
Для начала, наверное, стоит напомнить школьный курс химии и сказать, что в свободном виде уран в земной коре не встречается. Известно около ста минералов, в которых содержится уран, самый известный у нас – это куларит, открытый в нашем районе еще в 80-х годах на участке Кулар.
Процесс получения урана очень точно привел В. Маяковский (пусть и на примере радия): «Поэзия – та же добыча радия. В грамм радия, в год руды».
Так и с ураном — содержание его в природе крайне мало, а процесс получения чистого продукта очень длителен и трудоемкий, хотя и интересный с точки зрения производства.
Конечно, вряд ли стоит человеку причислять себя к атомщикам лишь потому, что у него есть дозиметр, и ему пришлось искать «залежи» урана на оловянном руднике или на старом, заброшенном поселковом «ядерном погребе». Но вообще атомная тема очень интересна для всех людей, прежде всего, своей загадочностью и неизвестностью. И, естественно, все желают заглянуть за ширму таинственности.
Дамир Бармаков проживает в п. Депутатский с 1996 года. Прибыл к нам из города Ташкент, во время прохождения воинской службы работал в городе Краснокаменск (Забайкальский край), в городе, в котором добывали ту самую урановую руду.
Только самолётом можно долететь
— Служил я в Краснокаменске с 1984 по 1986 годы — призывался из родного города Ташкент.
Из аэропорта Ташкент мы всем призывом молодых солдат вылетели на самолете. Летели долго, пока не приземлились в Забайкалье — в аэропорту Борзя (иногда его называют Борзе), а оттуда поездом доехали до города Краснокаменск.
О том, что в городе добывают урановую руду, я уже знал от попутчиков и соседей, но никакого волнения у меня по этому поводу не было. Вообще в те годы в стране было много мест, где добывали урановую руду – это город Шевченко в Казахстане, а есть еще несколько мест в Узбекистане — города Навои, Зарафшана, Учкудук. Поэтому о процессе добычи урановой руды и радиации я уже имел достаточное представление.
Город Краснокаменск и появился в голой степи в 1968 году благодаря тому, что здесь геологи открыли богатое месторождение урана. В городе работало Приаргунское (рядом река Аргунь, не путать с рекой Аргун – что на Кавказе) ПГХО (производственное горно-химическое объединение), на котором и добывали урановую руду. Добыча велась двумя способами: карьерным и подземным. Получил свое название город от геологов, которые обратили внимание, что на закате дня камни «отдают» красным цветом…
Сам город Краснокаменск защищен тремя линиями обороны: первая – пограничники, вторая – танковая дивизия, третья линия – подразделения воздушно-десантных войск и истребительной авиации. Всех их готовили к реальным боевым действиям.
Причина тому – близкое соседство с Китаем, всего 60 километров. У нас в городе ходила такая шутка: «не могли наши геологи отыскать уран подальше от границы с Китаем».
Сам рудник и город охраняли «краснопогонники» – военнослужащие внутренних войск страны, так же, как и охраняли находящийся в городе лагерь заключенных. Но это были два совершенно разных подразделения и между собой они не контактировали и не общались. А по самому городу ходили военные патрули, но это скорее для порядка – так как дисциплина была железная. Все знали, где им приходится служить и чем заниматься.
Несмотря на то, что в городе Краснокаменск работали практически все военные, сам город и Приаргунское ПГХО относились к Министерству среднего машиностроения страны, именно оно занималось всем, что связано с атомной промышленностью.
Служить я попал в автороту строительного батальона, на погонах у нас была эмблема автомобильных войск. В гарнизоне Борзя (недалеко от Краснокаменска) находилась База военного снабжения (БВС), вот туда мы и ездили за продуктами питания и обмундированием для себя и работников горно-химического объединения.
Сам город считается закрытым, и попасть туда на работу обычному человеку было очень сложно, для этого нужен был либо вызов на работу на предприятие, либо наличие в паспорте штампа о местной прописке.
Численность военных специалистов в городе достигала нескольких тысяч человек. Военнослужащие работали практически на всех объектах города: строили рудник, возводили дома для персонала, работали в шахте и на карьере, строили дороги и убирали хлеб на полях. Работали на совесть, так как у всех военнослужащих было образование, которое солдаты успели получить еще до службы в армии, – а это ценилось на работе больше всего.
Снабжение в городе было поставлено как в Москве…
Легенды Приаргунского горно-химического объединения
— Самая страшная легенда времен Советского союза гласит о том, что урановую руду добывают заключенные, приговоренные к смертной казни – «смертники», так как нормальный человек в шахту просто не полезет?
— В городе Краснокаменске действительно была зона, где содержались заключенные, но на руднике они не работали, а трудились на комбинате строительных материалов: делали кирпичи, бетонные плиты и строительные панели, из которых потом военные строители возводили здания в самом городе. На этом участие заключенных в добыче урановой руды и заканчивается.
Добыча урановой руды – дело чрезвычайно сложное, и требует от работника хорошей моральной подготовки, высокой производственной дисциплины и должной квалификации. К сожалению, но заключенные лагеря для такого дела не подходят, и поэтому работают на руднике обычные люди с лучшими человеческими качествами.
Но откуда в нашей стране родилась легенда о том, что на урановых рудниках работают «смертники» – это так и останется тайной.
А что касается самой радиации, то ее в городе просто нет, так же, как и в недрах самого рудника. У входа на КПП рудника был установлен дозиметр, который показывал текущий радиационный фон, он никогда не превышал предельно допустимую норму для человека, скрывать истинное положение дел с уровнем радиации никто не решался – так как последствия для здоровья людей будут очень тяжелыми.
В самом городе Краснокаменске детей было очень много, так же, как и детских садов и школ. Исходя из этого можно было сделать вывод, что какого-то опасного «фона» там не было.
Я сам отработал в Краснокаменске два года, общался со многими людьми, часто бывал по служебным делам на КПП Приаргунского ПГХО, и у меня двое прекрасных детей.
Но, тем не менее, моя служба в Краснокаменске не прошла для меня даром, так как я курю, то иногда кашляю, ну и тогда все мои друзья и коллеги (а они знают, где я служил), в один голос начинают шутить: «Ну что, Дамир, урановые рудники дают о себе знать». На этом весь негатив от «соседства» с радиацией и заканчивается.
Правда есть еще один интересный факт, мои дети стали прекрасными химиками, и они буквально помешаны на этой науке, хотя в нашем роду химиков не было: например, мой отец – геолог, мать — инженер-строитель, а братья и сестры – архитекторы…
— Наверное, всем известно, что водка хорошо выводит радиацию из организма. Как с «этим делом» было в годы твоей службы в Краснокаменске?
— С алкоголем в городе проблем не было, и его могли купить как военнослужащие, так и гражданские. Никто не злоупотреблял спиртным, потому что каждый военнослужащий своей работой очень дорожил.
Влияние радиации (в малых дозах) на организм человека и сейчас до конца не изучено. А вопрос о том, что водка выводит радиацию из организма (этот факт стал известен после аварии на Чернобыльской атомной электростанции) – спорный, и он по настоящее время изучается медиками. А вот влияние алкоголя на организм человека известно всем, поэтому, думаю, что при бездумном употреблении алкоголя водка может вывести всю радиацию из организма – но только вместе с печенью.
Еще раз напомню – дисциплина в городе Краснокаменске была железная и никто на работе не пил от слова совсем – просто не было смысла портить себе дальнейшую жизнь.
На глубине Приаргунских руд
— На самом руднике довелось побывать?
— На территории рудника бывать приходилось часто – наша авторота обычно получала там стройматериалы. А вот в самом руднике и в его глубинах – нет. Да и ненужно это было нам по службе, но рассказывали, что шахта глубокая.
— Что говорили «рудниковцы», трудно работать на руднике?
— Работать там трудно, в плане повышенной ответственности за выполняемую работу, а в остальном она ничем не отличается от добычи касситерита у нас на руднике «Западный». А вот безопасность на Приаргунском ПГХО на порядок выше, чем у нас, особенно это касается защиты органов дыхания – все специалисты без исключения работают в специальных респираторах – «лепестках». Делается это для того, чтобы пыль не накапливалась со временем в легких — за этим мастера и бригадиры следят очень строго. И перед спуском в шахту и после подъёма все горняки проходят медицинское обследование, чтобы определить общее физическое состояние работника.
— Вам говорили, куда увозят урановую руду на переработку?
— А это и не было военной тайной, — руду увозили в Кировскую область, а там из нее уже получали чистый уран. Процесс очень длительный, трудоемкий, но вместе с тем и интересный в плане производства.
Мне все нипочем, был бы наш работник с калачом
— Практически сразу по прибытии в город я попал работать на раздачу пайков и развоз хлеба и продуктов питания по военным столовым.
Дело в том, что сразу после восьмого класса я поступил и окончил торговый техникум, и до армии успел еще поработать на «змеиной ферме» – учреждение, где делают сыворотку от укусов змей и пауков. Это очень интересная работа, правда, не имеющая отношения к атомной отрасли… Поэтому у меня в военном билете указана специальность – «Товаровед — экспедитор».
Продуктовое снабжение нашей армии это настоящее искусство, еще император Наполеон говорил: «Каждая армия шагает своими желудками». Вообще, как я заметил, все военнослужащие, которые прибыли со мной в Краснокаменск на службу, были с образованиями, потом выяснилось, что по этому признаку нас и отбирали на службу в этот город. Среди нас были и операторы холодильных установок, комбайнеры, трактористы, водители и даже заведующие складскими помещениями. Все грамотные и зарекомендовавшие себя еще на гражданке специалисты.
И вот вызвал меня к себе командир, а я уже подумал, он предложит мне поработать поваром в нашей столовой (кстати, готовить я не умею, как это ни покажется странным). Но командир предложил поработать по моей прямой специальности и я согласился. Так началась моя служба в автороте, в должности экспедитора.
Наша задача – получить хлеб на Краснокаменском хлебозаводе и развезти по армейским столовым. Так как военных в городе было много, и всех их нужно было кормить, то ездить приходилось так же много. И есть один интересный момент – несмотря на то, что служил я в военной автороте, номера на машинах были гражданские, относящиеся к читинской области.
За такую работу, помимо военных – 10 рублей в месяц, нам платили зарплату — у меня она составляла 117 рублей в месяц. Поэтому через два года такой службы на счет все солдаты получали внушительную «премиальную» сумму.
— А как было с обеспечением питания в ваших столовых?
— Как в лучших ресторанах Москвы. Кормили «на убой» так как повара были тоже выпускники кулинарных техникумов. Первоначально в столовой работали ребята из Таджикистана, а потом приехали профессиональные повара из Узбекистана, мы провели состязания, и после подведения итогов право работать на кухне отдали узбекам.
Конечно, приготовление пищи это у них в крови и готовили они очень вкусно. Потом некоторые офицеры, узнав о том, что у нас в столовой готовят профессиональные повара из Узбекистана, перестали ходить в свою офицерскую столовую и приходили на обед в нашу – солдатскую. Узбеки даже сдобные булочки выпекали ко всем праздникам – настоящие мастера своего дела.
Несколько раз к нам в автороту приезжали десантники и танкисты, солдаты, которые охраняли периметр города, и все в один голос рассказывали, что так вкусно даже у них не готовят.
Единственного, чего у нас не было в городе – шоколада, непонятно почему, а вот всего остального было с избытком.
За время такой службы я ни разу не держал в руках автомат и не участвовал в военных учениях, однажды увидел парня с автоматом в руках, подошел и говорю: «Дай хоть посмотрю, как он выглядит, а то непривычно, столько прослужил, а автомат в руках так и не держал». Но служба у меня была ничуть не легче, чем охрана границы…
— Как обстояло дело с увольнениями?
— Проблем не было. Просто записываешься у дежурного по роте и идешь в город в кино, в кафе или просто прогуляться. Все военные патрули знали нас в лицо, мы ведь и их снабжали пайками и хлебом, поэтому к нам относились спокойно и не трогали, а вот военнослужащих других подразделений останавливали, если было за что. Но острой необходимости в увольнениях в город не было, мы ведь и так ездили по всему городу целый день.
А сам Краснокаменск очень красивый и чистый – водой улицы не поливали, но всегда подметали, и за чистотой следили тщательно, это было нетрудно — в городе жили люди очень ответственные и обязательные.
— В какой форме ходили на работу?
— В холода ходили в бушлатах и теплой обуви, в теплое время года в обычной армейской повседневной форме, на ногах – обычные кирзовые сапоги. Сама форма одежды каждые полгода заменялась новой. Но если была острая необходимость, можно было прикупить новую форму в местном «военторге» – деньги у нас на счету были, а в магазинах все было очень дешево.
— Военная цензура проверяла письма, которые ты писал домой родителям?
— Этого я не знаю, да особо и не писал о том, чем занимаются в городе. Рассказывал просто о службе как о чем-то обыденном, о друзьях и коллегах, но о том, что в городе добывают уран, никогда не писал, как-то не приходилось. У меня было много других тем для «разговоров»: спросить, как поживают братья и сестры, как здоровье и работа, что нового в моем родном Ташкенте. Как правило, про уран речь никогда не шла, хотя секретом в те годы это уже не было…
Я хочу в Забайкалье, где седые снега
— Предлагали остаться на сверхсрочную службу?
— Конечно, предлагали, и, конечно, было желание остаться поработать, заработать денег — учитывая, что заработки в городе Краснокаменске были под 1000 рублей (а в Ташкенте в те годы я получал 100-120 рублей). Но у меня в Ташкенте оставались родные и близкие, как их забыть – пришлось вернуться на свою родину.
На дембель я ехал один, мои сослуживцы и однополчане уехали раньше, а мне пришлось задержаться по делам службы. До аэропорта Борзя доехал на поезде, потом переоделся в гражданку – я себе прикупил хороший джинсовый костюм, и дальше до Ташкента полетел на самолете – так закончилась моя служба в атомной столице Забайкалья.
— Скучаешь по тем временам и по тем местам?
— Это были интересные годы, и не только с точки зрения службы в армии, но и с точки зрения того, что ты причастен к какому-то грандиозному проекту.
С той поры, как американцы применили свои атомные бомбы, стало понятно, что Советский союз должен был чем-то ответить, вот мы и были частью этого ответа. Поэтому в каждой боевой части каждой ракеты в войсках РВСН есть и наш скромный вклад, и часть нашего труда.
Я скучаю и по тем временам, поэтому, когда грусть совсем «одолевает», просматриваю свой дембельский альбом и вспоминаю годы службы, своих друзей –сослуживцев и отцов-командиров.
Кстати, в нашем поселке работают люди, которые не только родом из тех мест, но и ездят туда на отдых в отпуск. Мы часто с ними общаемся и делимся впечатлениями; я о прошлой жизни Краснокаменска, а они о сегодняшних днях этого города.
Вот бы и вам поговорить с этими людьми, они смогли бы дополнить мой рассказ многими интересными фактами и про город Краснокаменск и про Приаргунское ПГХО – да к тому же никаких особых секретов там нет.
— А как попал сюда — на Север?
— В Ташкенте я отучился на водителя, работал по специальности, но после начала развала Советского союза многие жители стали выезжать из Узбекистана, кто в дальнее зарубежье, а кто в Россию. Я выбрал Россию, так я попал в поселок в Депутатский – это был 1996 год.
Работать устроился в артель «Заполярье» – была в те годы такая золотодобывающая контора. В артели я работал завхозом, потом водителем, даже как-то поработал промывщиком на участке – добывал золото. Я работал, и все сравнивал процесс добычи золота с добычей урановой руды – различий, конечно, много. А когда артель «Заполярье» закрылась, я стал заниматься чисто автомобильным делом – перевозил грузы по району, в общем, обычная жизнь обычного северного водителя.
А потом меня пригласили поработать в пожарную часть ПЧ-1 п. Депутатский в качестве водителя пожарной машины, где я работаю и сейчас… Но в душе я, наверное, так и остался атомщиком из города красных камней.
***
Вообще добыча урана любой страной — это не столь прибыльное дело, а сколь престижное, так как процесс это долгий, трудоемкий и затратный. И Россия продолжает оставаться одним из лидеров по добыче этого металла, а уран для страны – это не только сильная экономика, чистая энергия, медицина, но и мощное вооружение – ядерный потенциал России. Потенциал, который берет свое начало в Краснокаменске — городе красных камней.
В. Туманов